Филологический портал (языкознание) 2006





СТРУКТУРНО-СЕМАНТИЧЕСКАЯ, СТИЛИСТИЧЕСКАЯ И ЭВРИТМИЧЕСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ПОЛИКОМПОНЕНТНЫХ ЕДИНСТВ В ПРОЗЕ Л.ТОЛСТОГО

Выяснить общие закономерности релевантного соотношения количественных и качественных факторов в синтагматическом синтаксисе и определить завистимость стилистической значимости речи от объема синтаксических единиц (компонентов) низшего уровня в композиционно-синтаксических единицах высшего уровня и регулярной повторяемости (последовательного соположения) каких-то элементов в них - первоочередная задача стилистики художественной речи.
Известно, что во всех сферах бытия форма диалектически связана с тем или иным содержанием: нет формы, которая не была бы воплощением (проявлением) определенного содержания, и нет содержания, которое было бы лишено формы. Состав, объем и структура мысли - едины. Этому единству соответствует языковая структура выражения (форма выражения); поэтому рецептор, воспринимая речь, может знать не только то, что думает продуктор, как он думает и как относится к предмету речи, но и то, почему из всех возможных форм выражения мысли им избрана именно та, какая стала средством коммуникации и взаимопонимания. Из последнего вытекает: лингвист исследует формы и законы взаимообусловленности в них средств языка, использованных для передачи конкретной информации, и рассматривает эти формы не как чисто грамматические, а как формы заданного содержания.
Соотношения логического и грамматического, количественного и качественного, стилистического и эстетического, эмфатического и эвристического постоянно находятся в поле зрения лингвиста, если он выявляет, какие формы мысли и почему соотносительны с теми или иными синтаксическими структурами, какое содержание и какие объемы речи допускают рациональные комбинации определенных синтаксических единиц в композициях выше уровня предложение, каким образом целые серии полипредикативных образований объединяются в композиционно-синтаксические единства, а последние группируются в текст. Касаясь этих сторон речи (или даже некоторых из них), лингвист непременно входит в область линейного размещения средств выражения мысли и, в сущности, исследует многие правила синтагматического синтаксиса и синтаксической стилистики. Объектом анализа оказываются последовательности (цепочки, соположения) некоторых типов синтаксических единиц, приемы комбинации их в разнотипных построениях и, конечно, модели объединения последних в многокомпонентные синтаксические единства - тематические отрезки, в которых взаимодействует семантическое объединение с синтаксической спецификой модели (текстового поля).
Принципы анализа синтаксико-семантических целых любого уровня едины: "это не только их расчленение, но вместе с тем их синтезирование на более широкой основе, чем данный ряд, т.е. на фоне той системы, в которую эта структура включается по своим формальным и содержательным связям" [1, 100]. При анализе структур высшего уровня, возникших в результате соединения компонентов, различающихся по семантическому содержанию, но идентичных по синтаксическим признакам и по стилистической задан-ности, возможность их расчленения зависит как от способа соположения и соподчинения этих компонентов, так и от характера когерентности сегментов текста.
Объективные условия общения, переплетаясь с постоянно меняющимися субъективными факторами говорящих, беспредельно расширяют набор поступательно обновляющихся форм речи, увеличивают число комбинаций менее сложных единиц в более сложные построения, а последние - в композиционно-синтаксические единства, какие писателями неодинаково оцениваются и, следовательно, по-разному используются.
Порождаемые мыслью комбинации синтаксических единиц часто выходят за пределы норм построения структур, которые освоены языком, поскольку в речи сосуществует нормативное и ненормативное (окказиональное). Поэтому можно сказать, что возможности речи оказываются шире возможностей нормированного языка. Речь творит, язык отбирает, кодифицирует. Речь - индивидуальна, язык - един для всех. Генетически речь опережает в поисках формы, язык формализует добытое речью, закрепляет. В этом непрерывном процессе язык как бы отстает от речи: каждодневно в речи набор работающих на коммуникацию форм и комбинаций форм шире набора форм, мобилизованных языком. Это объясняется тем, что речь ежеминутно варьирует формы выражения мысли, использует их во многих комбинациях и в различных ситуациях речевой коммуникации. Язык произведений писателей - свидетельство тому.
Речевой строй произведения - конечного результата художественной мыслительной деятельности человека - в сущности есть то, как общеязыковые средства используются автором для создания индивидуально-неповторимой образной структуры текста, и то, что составляет специфику его речевого мастерства. Именно об этом Лев Толстой писал В.А.Гольцеву в сентябре 1889 года: "Для того, чтобы говорить хорошо то, что он хочет (под словом "говорю" я разумею всякое художественное выражение мысли), художник должен овладеть мастерством" [2,187].
Способ формирования содержания прямо определяет синтаксико-семантическую структуру текста и различные связи, устанавливаемые внутри художественного повествования. Для Льва Толстого - писателя и философа -важны были не только выбор и сочетание языковых средств, но и принципы расстановки последних в художественной речи. В статье "О языке народных книжек" он писал: "Красота или доброта языка может быть рассматриема в двух отношениях. В отношении самих слов употребления и в отношении их сочетания..." [3,428]. В конечном счете и логико-стилистические, и ритмико-мелодические, и многие динамические и гармонические особенности его художественной речи в значительной мере зависят от расстановки выбранных элементов языка разных уровней.
Поскольку способ формирования содержания текста является отражением определенного подхода писателя к действительности и поскольку в этом способе обнаруживается образ писателя (другими словами, - совокупность индивидуальных особенностей авторского текста), постольку проблема индивидуального стиля писателя связана с выделением того самого стилистического ядра, той системы выражения, которая неизменно присутствует в произведениях этого автора, так как правильное решение этой проблемы и создает представление о речевой структуре личности и во многом определяет место писателя в истории русского литературного языка. Представление о речевой структуре личности Льва Толстого, о качествах и оттенках его индивидуальной речи играет огромную роль, потому что в "стилистике индивидуальной художественной речи иногда очевиднее выступают элементы будущей системы национального литературного языка" [4, 80].
Если авторский стиль проявляется не столько в создании новых слов и развитии дополнительных значений у какой-то части лексики, сколько в отборе речевых средств, линейном их размещении, семантической и структурной взаимосвязи, а также в искусстве нужной группировки, то для композиционно-синтаксических единств Льва Толстого (например, анафорических единств, антитетических единств, периодов и др.) выбор их модификации определен следующими основными обстоятельствами: а) логико-содержательным весом избранного средства речи; б) эвфонической целесообразностью многокомпонентного построения; в) риторическим потенциалом широких повторений, параллелизмов, разного рода композиционно-стилистических приращений; г) сферой использования избранной протяженности единства в данном логико-грамматическом окружении (в контексте); д) целесообразностью включения в линейную цепь однородных (идентичных) элементов; е) способом включения поликомпонентного единства в композицию абзаца, части, главы, произведения.
Своеобразие отдельно взятого поликомпонентного единства Льва Толстого заключается не только в возможной модификации компонетов единства, но и в их намеренном комбинировании (по словам Л.Толстого, - "в отношении их сочетания"), в расширении серий идентичных объединений, многоярусных композиций, вставок, структурных и смысловых уточнений и даже повторов целых групп синтаксических единств в необычной их синтагматической связи, - часто раритетной, но никогда не эвфуистической. Лев Толстой раздвигал рамки узусного в языке, содействовал приращению свежих значений к отдельным сложным синтаксическим построениям, создавал новые комбинации единств, по-толстовски смело членил речь в соответствии с наслоением дополнительных интонаций и с учетом ритмических возможностей типа поликомпонентного единства.
Логико-стилистическая основа поликомпонентных единств Льва Толстого обусловлена и рядом индивидуальных особенностей его мировоззрения и оценки собственного писательского опыта. В сложных синтаксических единствах писателя опосредованно (как в частных проявлениях художественной формы мышления) отражена специфика видения им объективного мира и его неповторимого подхода к решению многих проблем общественных отношений. В модификациях типов и видов синтаксических единств художник находил новые - более совершенные - средства выразительности и изобразительности. Так, например, прибегая к неоднократному использованию "габаритных" периодов с гипотаксической связью между повышением и понижением. Лев Толстой следовал лучшим традициям творческого опыта - идти от показаний действительности (значит, умозаключать из совокупности фактов в их причинно-следственных связях), доказывать твердой логикой соотнесенности формы и содержания (значит, находить единственно правильную модель к достаточно верной - с точки зрения автора - мысли), удивлять и поражать равнодействующей двух сил - восхищающего художественного воображения и безупречного воздействия смысла точного слова (значит, отыскивать новые фигуры речи или улучшать имеющиеся).
Лев Толстой был чуток к ритмиической стороне поликомпонентных единств (например, к звучанию тех же периодов с гипотаксисом). Это и неудивительно, так как великие художники слова не безразличны и к эвфоническим оценкам текста. Творческий опыт выработал у них тонкий слух к ритмомелодике текста и его составляющим. Отдельные исследователи первопричину этого видят в интуиции писателей; думается, такое объяснение не вскрывает всего существа явления: интуиция интуицией, а намеренное привнесение в отрезок речи желательных интонаций определенной силы (и тембра) - факт осознанного действия. Сказанное подтвердим примерами. Для начала поступим так: из романа "Анна Каренина" перепишем в стихотворной форме одно из анафорических единств (разумеется, не производя в тексте ни замен, ни перестановок):


Графиня Лидия Ивановна давно уже перестала
Быть влюбленною в мужа,
Но никогда с тех пор не переставала
Быть влюбленною в кого-нибудь.
Она была влюблена в нескольких вдруг,
И в мужчин и в женщин;
Она была влюблена во всех почти людей,
Чем-нибудь особенно выдающихся.
Она была влюблена во всех новых принцесс и принцев,
Вступающих в родство с царской фамилией,
Была влюблена в одного митрополита,
Одного викарного и одного священника.
Была влюблена в одного журналиста,
В трех славян, в Комиссарова;
В одного министра, одного доктора,
Одного английского миссионера и в Каренина.
Все эти люди, то ослабевая, то усиливаясь,
Не мешали ей в ведении самых распростроаненных
И сложных придворных и светских отношений.
Но с тех пор, как она, после несчастья,
Постигшего Каренина,
Взяла его под свое особое покровительство,
С тех пор, как она потрудилась в доме Каренина,
Заботясь о его благосостоянии,
Она почувствовала,
Что остальные любви не настоящие,
А что она истинно вдюблена теперь в одного Каренина.
Чувство, которое она теперь испытывала к нему,
Казалось ей сильнее всех прежних чувств,
Анализируя свое чувство и сравнивая его с прежними,
Она ясно видела,
Что не была влюблена в Комиссарова,
Если бы он не спас жизнь государя,
Не была бы влюблена в Ристич-Куджицкого,
Если бы не было славянского вопроса,
Но что Каренина она любила за него самого,
За его высокую непонятную душу,
За милый для нее тонкий звук его голоса
С его протяжными интонациями,
За его усталый взгляд, за его характер
И мягкие белые руки с напухшими жилками.
Она нс только радовалась встрече с ним,
Но она искала на его лице признаки того впечатления,
Которые она производила на него.
Она хотела нравиться ему не только речами,
Но всею своею особою.
Она для него занималась своим туалетом больше,
Чем когда нибудь прежде.
Она заставала себя на мечтаниях о том,
Что было бы, если бы она не была замужем
И он был бы своброден.
Она краснела от волнения, когда он входил в комнату.
Она не могла удержать улыбку восторга,
Когда он говорил ей приятное.


Присмотримся к этому единству. Какие логико-стилистические и эвритмические характеристики налицо? Большинство из тех, о каких говорилось применительно к структурам ПЕИЭ (поликомпонентным единствам с идентичными элементами). Есть ли в этом единстве так называемое золотое сечение? Да, есть. Оно приходится на "прозаический стих" "Но что Каренина она любила за него самого", начало которого падает приблизительно на 0,61 часть всей длины поликомпонентного единства. Впечатляет ли это единство? Придает ли оно мысли "такую силу, красоту и живость, которые холодным душам не известны" (Н.Кошанский)? Безусловно. Так как в нем есть основания хорошей речи: "кусочек действительности" показан в форме удивительно емкой и поразительно действующей, как говорилось в старых риториках, "или больше на ум, или больше на воображение, или больше на сердце" [5,104]. Следовательно, в приведенном примере налицо соответствие глубокого содержания и безупречной формы, которая создана на отступлении от простых, ("обыкновенных", "холодных") моделей прозаического изложения и приближена к моделям "языка колоритного повествования".
Приведем еще один пример ПЕИЭ (на этот раз - период):
Но если мы видим хоть какое-нибудь отношение его [человека] к тому, что окружает его, если мы видим связь его с чем бы то ни было - с человеком, который говорит с ним, с книгой, которую он читает, с трудом, которым он занят, даже с воздухом, который его окружает, с светом даже, который падает на окружающие предметы, - мы видим, что каждое из этих условий имеет на него влияние и руководит хотя бы одной стороной его деятельности ("Война и мир").
В этом периоде логико-предметное содержание органически сочетается с непростой, но удобочитаемой и легко понимаемой формой выражения; здесь отсутствует вычурная нагроможденность и гипертрофия параллельных связей в сериях синтаксически идентичных компонентов; здесь всё гармонически скомпоновано, всё эвфонично и всё эвритмично. В этом периоде наглядна впечатляющая экспрессия, так или иначе связанная с семантическими, грамматическими и интонационными данными текста.
Может показаться, что перед нами исключительные случаи комплексного присутствия в ПЕИЭ логико-синтаксических и эвритмических характеристик; может показаться, что закон золотого сечения не обнаружит себя в других употреблениях периода, анафорических и антитетических единств, а значит, не все отмеченные положения подтвердятся речевым материалом; может показаться, что единичное выдается за общее, случайное - за регулярное. Если это покажется таковым, тогда надо "твердым аршином" перепроверять каждое измерение, каждое из тех положений, о каких шла речь. Но даже придирчивая проверка покажет: две трети ПЕИЭ, употребленных в прозе Льва Толстого, не противоречит представленным утверждениям. Две трети от целого - это надежное доказательство.
Впечатление лапидарности и вместе с тем объемности, многоплановости картины в прозе Льва Толстого нередко усиливается анафорическим построением текста и включением в ПЕИЭ различного рода повторов, параллелизмов, вставок, конкретизации попутного характера , авторских ремарок во внутренние монологи персонажей. Например:
Тут были зеленые ящики, выстроенные во фрунт. Тут были артельные повозки и лошади. Тут были котлы, в которых варилась каша. Тут был и капитан, и поручик, и Онисим Михайлович, фельдфебель ("Казаки").
С еще большим выражением объемности изображения увиденного Нехлюдовым при подходе к дому Л.Толстой использует эту же модель анафорического единства с тем же лексико-семантическим наполнением единоначатия:
Но в это время он подходил к крыльцу дома, около которого стояло человек десять мужиков и дворовых, с различными просьбами дожидавшихся барина, и от мечтаний он должен был обратиться к действительности.
Тут была и оборванная, растрепанная и окровавленная крестьянская женщина, которая с плачем жаловалась на свекора, будто бы хотевшего убить ее; тут были два брата, уж второй год делившие между собой свое крестьянское хозяйство и с отчаянной злобой смотревшие друг на друга; тут был и небритый седой дворовый с дрожащими от пьянства руками, которого его сын, садовник, привел к барину, жалуясь на его беспутное поведение; тут был и мужик, выгнавший свою бабу из дома за то, что она целую весну не работала; тут была и эта больная баба, его жена, которая, всхлипывая и ничего не говоря, сидела на траве у крыльца и выказывала свою воспаленную, небрежно обвязанную каким-то грязным тряпьем, распухшую ногу... ("Утро помещика").
Количественный рост повторов, параллелизмов, вставок и т.д. в прозе Льва Толстого не только повышает экспрессивно-выразительный потенциал художественного изображения, - в значительной мере усиливает метрические и динамические качества повествования. Количественное, таким образом, не приходит в художественный текст немотивированным и не остается в нем инертной материей. Динамика количественного насыщения в поликомпонентном единстве всё новых и новых элементов (особенно, если они идентичные) порождает диалектический процесс перехода количества в качество: помимо углубления и расширения интеллектуального содержания информации, возрастает и дополнительная ("надсодержательная") информация, посредством которой автор стремится передать напряжение повествования, эмфатическую приподнятость и соответствующую структуре модуляцию высоты интонационного развития, - и всё это в интересах художественно-эстетической значимости текста. Так, в нижеприведенных поликомпонентных единствах различного типа сравнительно одинаково представлены средства, которые создают напряжение ожидания конца единства, повышают экспрессивно-эмфатическую окрашенность его, привносят добавочные значения (эмоциональные, ритмические). Этими сравнительно одинаковыми средствами являются идентичные элементы (в первом случае - члены периода, во втором - синтаксически однотипные члены анафорического ряда в составе анафорического единства).
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда всё население, как один, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, - тогда, роль выбранная Растопчиным, оказалась вдруг быссмысленною ("Война и мир").
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель - величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции и без империи. Если цель - распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель - прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что. кроме истребления людей и их богатств, есть другие. более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе? ("Война и мир").
Русская речевая культура не запрещает раритетные поликомпонентные единства с идентичными элементами, так как их употребление, во-первых, контролируется возможностями нормально формировать и нормально воспринимать весь объем информации, заключенный в любом конкретном сильно развернутом единстве, во-вторых, у действительного мастера слова цельность оригинальных (в известном смысле - окказиональных) композиций, состоящих из серии предикативных единиц и частей поликомпонентного единства, подчинена не "механическим" возможностям нанизывания большого числа компонентов, а "лимитам" отдельных параметров мысли, в-третьих, внутренняя структура даже самого емкого поликомпонентного единства не может быть хаотичной, если оно ситуативно привязано и всем своим объемом (всей своей протяженностью) удовлетворяет целому ряду факторов: тому или иному виду отношения (экзистенциональному, квалификативному, обстоятельственному и т.п.), прагматической цели комбинирования синтаксических элементов, индивидуальным возможностям адресата речи и т.д.
В художественной речи Л.Толстого нередки поликомпонентные единства "сверхмаксимальной длины", однако они ни своим объемом, ни своим строем, ни даже многоярусными параллелизмами, парантетическими включениями, лексическими повторами не создают барьера для "свободного" восприятия изображаемого. В поликомпонентном единстве любой протяженности у Л.Толстого всегда ясно и целенаправленно оказываются соизмеримыми структурно-семантическая, стилистическая и эвритмическая организация и соответствующая ей комбинация языковых средств, - от слова до многозвенных предикативных единиц в роли строевых компонентов "сверхмаксимального" поликомпонентного единства. Такими единствами, например, являются гипотаксические периоды в самом начале романа "Декабристы" и повести "Два гусара".
Выявление общего назначения того или иного типа (модели) поликомпонентного единства с идентичными элементами тесно связано с субъективно-авторским отношением к изображаемому, что можно установить только с учетом модальности контекста и особенностей творческой манеры автора (его индивидуальной системы использования языковых средств). Даже в самом "сверхгабаритном" поликомпонентном единстве у настоящего мастера слова нет ни грамматического, ни стилистического, ни композиционного разрыва, так как такому мастеру слова свойствен творческий поиск новых форм "выражения самого себя". Лев Толстой предельно точно указал этот признак большого художника: "Я думаю, что каждый большой художник должен создавать и свои формы". Эти слова Л.Толстого привел А.Б.Гольденвейзер в книге "Вблизи Толстого". Анализ связи форм и значений в поликомпонентных единствах, принадлежащих перу Льва Толстого, свидетельствует: громоздкость структуры этих единств не является показателем того, что они выходят за рамки практически необходимых композиций, что, наоборот, сверхсложная организация их нацелена на уменьшение энтропии, что емкость моделей всех видов единств в прозе Льва Толстого и разнообразная аранжировка в них идентичных элементов (всегда стилистически нагруженных) подчинены сремлению -полно и выразительно-значимо передать ёмкую информацию, что мотиваци-онная, личностная сторона мышления писателя больше всего проявляется именно в конструировании и в максимально эффектном использовании этих сложных композиций.

Литература и примечания

1. Принципы описания языков мира. - М.: Наука, 1976.
2. Письма Л.Н.Толстого. - М.: Книга, 1910.
3. В статье "О языке народных книжек" Л.Толстой писал: "Красота или доброта языка может быть рассматриваема в двух отношениях. В отношении слов употребления и в отношении их сочетания...". (Толстой Л.Н. Полн. собр. соч.: В 90 томах. Юбилейное издание. - М.: ГИХЛ, 1928-1958. Т. 30, 1936).
4. Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. - М.: Наука, 1963.
5. Кошанский Н. Общая риторика. 10-е изд. - М., 1849.


А.Н.Карпов (Тула)



По материалам http://www.filologdirect.narod.ru/ Все материалы защищены в строгом соответствии с законом. При перепечатке указание на первоисточник и автора обязательны. Господа, помните о сетевом этикете.
Hosted by uCoz