Филологический портал (языкознание) 2006

Отражение архетипического противопоставления "СВОЕ" - "ЧУЖОЕ" в языковых данных (на материале русского языка) Summary. The report is devoted to reflection of an archaic opposition "belonging to one's own world" vs "belonging to alien world" in Russian. Деление мира на "свое" и "чужое" было одной из важнейших, если не самой важной операцией в процессе его осмысления архаическим человеком. Картина мира современного человека сильно отличается от архаической, но роль архетипического противопоставления "своего" и "чужого" по-прежнему чрезвычайно велика, что находит отражение в фактах языка и речи. Противопоставление "своего" и "чужого" проявляется, например, в современном употреблении некоторых имен и именных групп. Так, актуальностью этой оппозиции можно объяснить подмеченные Е. В. Урысон различия в сочетаемости слов, обозначающих умерших людей [5, 182-187]. Например, слова покойник 2, умерший, усопший и почивший, в отличие от слов мертвец, мертвый, покойник 1, хорошо сочетаются со словами типа прах (прах усопшего), могила (над могилой почившего) (ср. *тело мертвеца) и т. д., с названиями социальных, ритуальных действий (проводить умершего в последний путь), есть также некоторые другие различия, опускаемые здесь за недостатком места. В архетипической модели мира оппозиция "живой-мертвый" является вариантом противопоставления "принадлежащий к своему миру" - "принадлежащий к чужому миру". Мы считаем, что причина различной в сочетаемости слов указанных двух групп определяется тем, что словами мертвец, мертвый обозначают тех, кто однозначно принадлежит "чужому" миру неживых (ср. тж. слово мертвяк, которое может обозначать нечисть, никогда и не бывшую человеком), а в словах умерший, усопший, почивший сохранено указание на то, что те, о ком идет речь, были "своими", а возможно и на то, что частица этой принадлежности к "своим" сохранена до момента речи. Другой пример сохранения в современном русском языке синонимии "мира мертвых", "мира изгоев" и т. д. как вариантов "чужого мира" видим в семантике слова отпетый (напр., отпетый мошенник, отпетый негодяй). Ю. М. Лотман и Б. А. Успенский в этой связи пишут, что "этимологически оно означает приравнивание отщепенца, изгоя к мертвецу (по которому совершен обряд отпевания: Таким образом, исключенный из "мира" оказывался соотнесенным с потусторонним светом:" [2, 115]. Этимологические исследования вскрывают архетипические связи эмоциональной сферы с областью "своего". Э. Бенвенист приводит интересные данные об индоевропейском прилагательном, восстанавливаемом как *priyos, из которого развилось др.-русск. прияю и имя деятеля приятель. Суммируя имеющиеся сведения он делает вывод о том, что и.-е. корень *priyos имел значением личной принадлежности, подразумевающее не юридическое, а аффективное отношение к "себе", и всегда способное принять эмоциональную окраску, так что в зависимости от обстоятельств оно обозначает то "(свой) собственный", то "милый, дорогой, любимый" [1, 358]. Связь эмоциональной сферы и области "своего" проявляется в языке и в настоящее время. Так, в упомянутой выше статье Е. В. Урысон отмечается, что "горюют", "тоскуют", "скорбят" и т. д. только по тем, кто обозначен словами первой выделенной ей группы (покойный, усопший и т. д.), в значении которых, как указывалось выше, есть указание на связь с "этим, своим" миром. В русском языке существует также довольно большой корпус устойчивых и квазиусточивых словосочетаний, подтверждающих связь эмоций и "своего". Рассм., напр., конструкцию Х принамает У близко к сердцу - выражение содержит прямое указание на то, что Х переживает (волнуется, печалится и т. д.) именно потому, что относит У к ближайшей, то есть "своей" сфере. Как известно, в архаической модели мира противопоставление "своего" и "чужого" интерпретируется также и в аксиологическом плане - в виде оппозиции "хороший-плохой" с отрицательной оценкой всего, что принадлежит "чужому" миру. Этот факт также получил отражение в языке. А. Б. Пеньковский отмечает общую для всех славянских языков специфику семантической структуры производных, образующих лексические гнезда с корнем чуж- / чужд-, которые представляют комплекс взаимосвязанных значений: "чужой" > "чуждый" > "враждебный" > "плохой". Например: др.-рус. чужий (щужий) "чужой", "чуждый", "злодей", "нечестивец", "отвратительный"; чужати "отвергать", чужати ся "свирепствовать" и др. [4, стлб. 1550 сл.], старорус. чуждаться "гнушаться", "брезговать" [3, 55). Кроме того, в обширном материале, относящемся к XIII-XIX вв., А. Б. Пеньковский наблюдает следующую закономерность: в контекстах типа Нам очень не нравился его отъезд в чужие краи, в Италию (С. Т. Аксаков. История моего знакомства с Гоголем) первый член пары "чужие краи - свой край" свободно использовался в значении реальной единичности, сопряженном изначально с отрицательной оценкой. Он предлагает рассматривать соответствующие случаи в ряду таких словоупотреблений во множественном числе, как: Я университетов не кончал и под., и высказывает предположение о том, что "функционально - семантическим центром таких форм: следует считать генерализующее обобщение, генерализацию, которая становится основой для пейоративного отчуждения. Сущность последнего состоит в том, что говорящий, отрицательно оценивая тот или иной объект,: исключает объект из своего культурного и / или ценностного мира и, следовательно, отчуждает его, характеризуя его как элемент другой, чуждой ему и враждебной ему: культуры, другого - чуждого - мира" [3, 57]. В языке до сих пор проявляются также архаические представления о "неизвестности", "нерасчлененности" "ЧУЖОГО" мира, который, по выражению А. Б. Пеньковского, был для архаического сознания "миром форм множественного числа со значением однородного множества и миром нарицательных имен, в котором и собственные имена функционируют как нарицательные" [3, 59). Связанное с этим явление отчуждающего обобщения находит выражение в поговорках типа "бур черт, сер черт - все один бес", в употреблении генерализующего "всякий", в переводе единичности в собирательность (возможно совмещение этих способов: Буду я деликатничать со всяким хулиганьем!) и т. д. Противопоставление "своего" и "чужого" является универсальной, но ее проявление в русском языке имеет ряд особенностей. Среди них следует отметить выработанную русским просторечьем систему обращений, этимологическую связь концептов "чужой" и "чудо", "другой" и "друг" и некоторые другие. Литература 1. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974. 2. Лотман Ю. М., Успенский Б. А. "Изгои" и "изгойничество" как социально - психологическая позиция в русской культуре преимущественно допетровского периода: ("Свое" и "чужое" в истории русской культуры) // Труды по знаковым системам. Вып. XV. Тарту, 1982. 3. Пеньковский А. Б. О семантической категории "чуждости" в русском языке // Проблемы структурной лингвистики: 1985-1987. М., 1989. 4. Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. СПб., 1893. 5. Урысон Е. В. Покойник vs мертвец (идея личности и общества в обозначениях умерших) // Язык. Культура. Гуманитарное знание. М., 1999. Е. В. Васильева, Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова

По материалам http://www.filologdirect.narod.ru/ Все материалы защищены в строгом соответствии с законом. При перепечатке указание на первоисточник и автора обязательны. Господа, помните о сетевом этикете.